Блондинка в черном парике - Страница 22

Марта только укоризненно покачала головой:

— Полно, Тельма, ты смущаешь бедняжку Салли.

— Да и меня тоже, — добавил Квинлан, Потом он отправил в рот ложку с супом. — Марта! Я не шушера, и я решительно женюсь на вас! Ради вас я готов на все.

— Да ну вас, мистер Квинлан!

— Неужели я могу смутить бывалого мужчину вроде вас, Джеймс Квинлан? — расхохоталась Тельма Неттро. Салли мысленно порадовалась, что старухи вставила зубы. — Думаю, молодой человек, вас так легко не проймешь. Бьюсь об заклад, вас бы не покоробило, даже если бы я вдруг разделась догола.

— За это мэм, я бы не поручился, — хмыкнул Квинлан.

— Пойду принесу жаркое по-итальянски из цыплят, — вовремя вмешалась Марта. — С чесночными гренками, — добавила она, уже удаляясь.

— Она поддерживает во мне жизнь, — неожиданно заявила Тельма. — Марта должна была бы быть моей дочерью, но это не так. Как жаль, она хорошая девочка.

«Интересно, — подумал Квинлан, — но все же не так интересно, как минестрон». Все трое единодушно сосредоточили внимание на супе, пока вновь не появилась Марта. Она несла громадный поднос, заставленный тарелками. Запахло так, что Квинлан чуть не рухнул под стол. Он задумался, как долго удалось бы ему сохранить крепкий желудок, если бы он регулярно питался едой, которую готовит Марта. Тельма взяла большой кусок цыпленка и вгрызлась в него так, словно это была последняя еда в ее жизни. Потом, прожевав, сказала со вздохом:

— Я вам не рассказывала, что мой муж Бобби изобрел новую, более совершенную конструкцию автопилота? И продал свое изобретение огромному концерну в Сан-Диего? Они за него просто ухватились: была война, и все такое. Да, вот как вышло. Насколько я знаю, от этого самолеты смогли летать по заданному курсу на той же высоте более ровно, чем раньше. На эти деньги мы с Бобби и переехали в Коув. Наши дети к тому времени уже выросли и разъехались. — Она покачала головой, улыбнулась и вдруг добавила:

— Бьюсь об заклад, тело было здорово изуродовано, когда вы его нашли.

Преодолевая приступ дурноты, Салли кое-как пробормотала:

— Да, бедняжку сбросили со скалы. Очевидно, ее подхватил прилив.

— И кто же она такая?

— Мы пока не знаем. Шериф Маунтбэнк это выяснит. Скажите, миссис Неттро, вы случайно не слышали ночью женский крик? — спросил Квинлан.

— Можете называть меня Тельмой, молодой человек. Мой милый Бобби умер зимой тысяча девятьсот пятьдесят шестого, как раз после того, как переизбрали Эйзенхауэра. Он звал меня Хеллз-Беллз — но всегда улыбался, когда произносил это прозвище, поэтому я на него не злилась. Женский крик, говорите? Вряд ли. Я люблю включать телевизор на полную громкость.

— Это было уже глубокой ночью, — уточнила Салли. — В это время вы, наверное, давно лежали в кровати.

— У меня такие тугие бигуди, что из-за них я не слышу не единого звука. Спросите Марту. Она, если не занята поисками мужика, лежит в кровати и думает на эту тему. Может, она что-то слышала?

— Что ж, ладно.

Квинлан откусил кусочек чесночного гренка.

Смакуя восхитительный вкус чеснока и масла, он даже вздохнул от удовольствия.

— Женщина кричала где-то поблизости, возможно, прямо через дорогу от дома Амабель. Она была чьей-то пленницей, а потом тюремщик ее убил. Что вы думаете на этот счет?

Тельма не спеша жевала очередной кусок цыпленка. С ее подбородка нитями свисал расплавленный тертый сыр «моцарелла».

— Я думаю, молодой человек, что вам с Салли стоило бы поехать куда-нибудь в тихое местечко и пообжиматься. В жизни не видала, чтобы девушка была в таком смятении, как бедняжка Салли. У нее все вверх дном. От Амабель же ничего толком не добьешься. Она сказала только, что у тебя были трудные времена и сейчас ты приходишь в себя после неудачного замужества. Амабель сказала, что никто из нас не должен говорить никому ни слова и что тебе нужен мир и покой. Можешь не волноваться, Салли, в Коуве никто не станет звонить в полицию и доносить на тебя.

— Спасибо, мэм.

— Зови меня Тельмой, Салли. Ну, так что вам обоим известно про того юриста — большую шишку из Вашингтона, которого недавно убили?

Джеймсу показалось, что Салли упадет в обморок и рухнет прямо в жаркое из цыплят. Ее лицо стало бледнее, чем сама смерть. Он поспешил ответить с полнейшей невозмутимостью:

— Думаю, что нам известно не больше, чем кому-нибудь еще, Тельма. Вот вы, например, что об этом знаете?

— Поскольку я — единственная, у кого есть по-настоящему работающий нормальный телевизор, то я знаю в сотню раз больше, чем кто бы то ни было в этом городе. Вы, например, знаете, что муж сбежавшей дочери выступал по телевизору и умолял ее вернуться? Он говорил, что волнуется, что она, дескать, была немного не в себе и не понимала, что делает. Сказал еще, что она больна и не отвечает за свои поступки. Он заявил, что по-настоящему о ней беспокоится, и хочет, чтобы она вернулась, и он бы тогда смог о ней позаботиться. Вы это знали? Это уже кое-что, верно?

Теперь Салли уже не упадет лицом в тарелку: у Квинлана было такое ощущение, что она попросту превращается в камень.

— И когда же вы это слышали, Тельма? — спросил он небрежно, думая в этот момент, что ему вряд ли когда-нибудь в жизни захочется съесть еще кусочек этого жаркого по-итальянски.

— Это передавали по каналу Си-эн-эн. По Си-эн-эн можно услышать все, что угодно.

— Не помните, что еще он говорил?

— Да все о том же. Довольно убедительно умолял с экрана, выглядел очень искренним. Красивый мужчина, но какой-то слишком уж прилизанный. И еще, насколько я могу судить, у него слабый подбородок. А что вы оба об этом думаете?